Занятия в университете также шли успешно. В университете Рерих активно участвовал в издании студенческого журнала «Литературный сборник произведений студентов Императорского Санкт-Петербургского университета». Редактировали этот журнал поэты и писатели Я.П. Полонский, А.Н. Майков, Д.В. Григорович.
В журнале печатались стихи, небольшие рассказы студентов, а Николай Рерих иллюстрировал их. Он стал помещать свои рисунки также в журналах «Звезда» и «Всемирная иллюстрация». Эта работа была нужна ему не только для «пробы пера», но и для заработка. Несмотря на то что Рерих принадлежал к числу состоятельных студентов, находился на содержании у отца, брать у него деньги на холсты, краски, кисти и прочие необходимые для учебы в Академии предметы он не хотел, потому что Константин Федорович по-прежнему неодобрительно относился к занятиям сына живописью.
Помимо работы в журналах студент Рерих выполнял заказы для различных церквей – писал иконы. В дневнике студенческих лет Рериха есть такая запись: «На днях получил два заказа. «Сретение» и «Перенесение мощей св. Николая». От второго заказа Рерих отказался: никак не мог составить подходящую композицию. Через некоторое время он, однако, пишет в дневнике: «Черт меня дернул отказаться от «Переноса мощей Николая»... денег нет. Попробую опять сочинить, может, еще не поздно». Подрабатывал он также и статьями о выставках в газетах, преимущественно в «Санкт-Петербургских ведомостях».
Рерих жил напряженной творческой жизнью. Один из его однокашников по Академии так отозвался о нем: «Знаешь, ты совсем не похож на нас, академистов. Они до начала занятий сидят себе по домам, распивают чаек да болтают друг с другом, а ты что-то работаешь, думаешь». «Это он верно сказал»,– отметил Рерих в дневнике и добавил, что на университетских он тоже не похож. Рериха с юных лет отличали вдумчивость и серьезное отношение к делу. Он был приветливым, мягким в обращении, но при этом, в сущности, замкнутым человеком. Художник Степан Петрович Яремич, хорошо знавший Николая Константиновича в более поздние годы, верно охарактеризовал его натуру:
«Слишком он замкнутый по природе. Но не потому замкнутый, что скрытный, замкнутость Рериха близка к уединенности и выражается в его необыкновенной чуткости и чувствительности к людям и людским отношениям.
Художник однажды в разговоре, подчеркивая это свойство своего характера, сравнил себя с цветком, особенность породы которого заключается в том, что он не выносит ни малейшего прикосновения – стоит только прикоснуться к нему, как он тотчас же закрывается. Глубоко верное сравнение. Детски доверчивый в отношении к людям, снисходительный, терпимый, он прячется в свою скорлупу при малейшем неделикатном прикосновении с чьей бы то ни было стороны. И тогда конец задушевности, остается лишь общежитейское отношение, простое, учтивое, но в то же время холодное и глубоко безразличное. Происходит такого рода отчужденность частью из инстинктивного чувства самосохранения и боязни потерять душевное равновесие, но больше от зрелости мысли и нежелания профанировать свое святая святых. Натуры, подобные Рериху, редки и поражают единством и цельностью своего миросозерцания, которое обыкновенно формируется в очень ранние годы».
При всей внутренней сосредоточенности и замкнутости молодой Рерих испытывал огромную потребность найти душу, его понимающую, близкого человека, которому он мог бы доверить свои мысли, мечты и стремления. Таким близким человеком стал для него сокурсник – художник Лев Моисеевич Антокольский, Леон, как его называли друзья, племянник знаменитого скульптора. Лев Антокольский учился у И.Е. Репина.
В апреле 1894 года Рерих заболел и поехал в Извару отдохнуть и подготовиться к экзаменам в университете, а Лев Антокольский уехал в Вильну, к родным. Между друзьями началась активная переписка. В письмах к Льву Антокольскому Рерих делился творческими планами и раскрывал многие стороны своей души. 14 апреля 1894 года он писал: «Опоздал я немного, дорогой мой, с письмом относительно экзамена. На экзамене рисунки все были довольно паршивые. Мне тоже не пришлось подать его (рисунок) – начал очень хорошо, все очень хвалили, наверное, в первую бы категорию нажарил – да заболел, и доктор засадил на две недели в комнату».
Получив ответ на свое письмо, Рерих пишет очередное послание другу:
«Достойнейший друже, дорогой мой! Спасибо, вечное спасибо за память. Так будем же мы художественными братьями – обнимемся заочно и навсегда заменим Вы – Ты. Я, может быть, и поколебался бы раньше сделать этот шаг – но Твое последнее письмо окончательно убедило меня в том, что Ты действительно друг, что Ты – брат, с которым можно поделиться невзгодой в трудную минуту и встретить сочувствие, которому можно передать радость и надеяться найти искренний отголосок.
Еще раз за все говорю нерушимое спасибо и крепко жму руку Твою. Прочитав Твои вопросы относительно моих летних начинаний, я не мог усидеть за книгой и, под предлогом ответить Тебе поскорее, позволил себе хоть на время отвлечься и заглянуть вперед. За лето, если все будет благополучно, думаю нарисовать портрет Михаила Осиповича (нашего щиропочитаемого батьку) и затем написать большой исторический этюд (одна фигура), но какой – это моя тайна, которую никто не знает (кроме опять же Мих. Осип.) да и никогда, может быть, и не узнает, если этюд не удастся.