— 66 —
а, что неизменно пребывала в глубине моего существа в сумерках мельканий и проблесков; та, что никогда не поднимала своего покрывала при свете утра, будет моим последним даром Тебе, Господи Боже мой, вложенным в мою последнюю песнь.
Слова стремились, но не могли овладеть ею; убеждение тщетно простирало к ней свои нетерпеливые объятия.
Я бродил из страны в страну, храня ее в тайниках моего сердца, и вокруг нее вздымались и падали рост и увядание моей жизни.
Над моими помыслами и деяниями, над моими снами и грезами царила она, хотя жила отдельно и одиноко.
Многие стучались в мою дверь и спрашивали ее и в отчаянии удалялись.
Никто в мире никогда не видел ее лицом к лицу, и она оставалась в своем уединении и ждала, чтоб Ты ее признал.
— 67 —
ы – небо, и в то же время ты – гнездо.
О, прекрасное! Здесь, в гнезде, твоя любовь облекает душу криками и звуками и благоуханиями.
Приходит утро, держа в деснице золотую корзину с венками красоты, чтоб безмолвно увенчать землю.
И вечер приходит по одиноким, покинутым пастухами лугам, по бездорожным стезям, неся в своем золотом кувшине прохладные глотки мира с западного океана покоя.
Но там, где расстилается беспредельное небо, по которому душа должна совершить свой полет, там царит непорочное белое сияние. Нет там ни дня, ни ночи, ни образа, ни цвета, и никогда, никогда не раздается слово.
— 68 —
вой солнечный луч с раскрытыми объятиями слетает на эту мою землю и весь долгий день стоит у моих дверей, чтоб вернуть к твоим ногам облака, сотканные из моих слез и вздохов и песен.
С любовным восторгом ты окутываешь свою звездную грудь этим покровом туманного облака, придавая ей бесчисленные формы и складки и окрашивая ее в постоянно меняющиеся цвета.
Она так легка, так воздушна, так нежна, так полна слез и темна, – вот почему ты любишь ее, непорочный и ясный. И вот почему она может скрывать твой грозный белый свет пафосом своих теней.
— 69 —
от же поток жизни, что струится в моих жилах, день и ночь, в ритмической пляске, струится по вселенной.
Та же жизнь радостно пробивается сквозь прах земли бесчисленными стеблями трав и разрастается буйными волнами листьев и цветов.
Та же жизнь колышется в океанской колыбели рождения и смерти, в отливе и в приливе.
Я чувствую, что мои члены возвеличены прикосновением этого мира жизни. И моя гордость питалась жизненным трепетанием веков, пляшущих в моей крови в этот миг.
— 70 —
азве ты не способен радоваться радостью этого ритма? Кружиться, торопиться и разбиваться в вихре этого ужасающего ликования?
Все стремится вперед, не останавливается; никакая сила не может остановить бег вещей, все устремляется вперед.
В такт этой неустанной, стремительной музыке возникают с пляской времена года и исчезают; краски, звуки, благоухания льются бесконечными каскадами в изобильную радость. Это брызжет и скудеет и умирает каждый миг.