— 46 —
не знаю, с какого далекого мгновения ты подходишь все ближе и ближе навстречу мне. Твое солнце и звезды никогда не скроют тебя от меня навеки.
Много раз, в утренний час и в вечерний, были слышны твои шаги, и твой вестник входил в мое сердце и тайно звал меня.
Я не знаю, почему сегодня моя жизнь объята смятением, и чувство трепетной радости пронизывает мое сердце.
Точно настало время покончить с моей работой, и я чувствую в воздухе легкое благоухание твоего сладостного присутствия.
— 47 —
очь почти вся прошла в тщетном ожидании его. Я боюсь, что утром он внезапно подойдет к моей двери, когда, изнеможенный, я усну. О, друзья, оставьте ему путь открытым – не заграждайте ему входа.
Если звук его шагов не заставит меня очнуться, не пытайтесь разбудить меня, прошу вас. Я не хочу, чтобы мой сон был прерван крикливым хором птиц, шумом ветра на празднестве утреннего света. Дайте мне спать безмятежно, если даже владыка мой внезапно подойдет к моей двери.
Ах, мой сон, драгоценный сон, ждущий только его прикосновения, чтоб исчезнуть! Ах, мои сомкнутые очи, они раскроют свои веки лишь при свете его улыбки, когда он будет стоять передо мной, как видение, всплывающее из сумрака сна.
Пусть он откроется моему зрению, как первый из всех светов и всех образов. Первый трепет радости в моей пробудившейся душе пусть будет вызван его взглядом. И возвращение мое к себе пусть будет непосредственным возвращением к нему.
— 48 —
треннее море безмолвия подернулось рябью птичьих песен; и радостные цветы стояли вдоль края дороги; и золото целыми потоками струилось сквозь прорывы облаков, в то время как мы торопливо совершали свой путь, не обращая ни на что внимания.
Мы не пели радостных песен и не играли; мы не заходили в селения купить что-нибудь; мы не говорили ни слова и не улыбались; мы не останавливались по дороге. Мы все более и более ускоряли наши шаги, по мере того, как бежало время.
Солнце поднялось на середину неба и горлицы ворковали в тени. Поблекшие листья плясали и кружились в знойном воздухе полудня. Мальчик пастух дремал и грезил в тени бананового дерева, и я сам лег у ручья и протянул на траве свои усталые члены.
Мои спутники презрительно смеялись надо мной; они высоко держали головы и спешили вперед; они никогда не оглядывались назад и не отдыхали; они исчезли в отдаленной голубой дымке. Много лугов и холмов пересекли они, и проходили через неведомые, далекие страны. Честь и слава тебе, геройская рать нескончаемой стези! Насмешки и укоризны подстрекали меня подняться, но не нашли отклика во мне. Я признал себя затерянным в бездне радостного смирения - в тени смутного восторга.
Покой расшитого солнцем зеленого сумрака медленно обволакивал мое сердце. Я забыл о цели своего странствия и без борьбы подчинил свои мысли лабиринту теней и песен.
Наконец, когда я очнулся от своей дремоты и открыл глаза, я увидел, что ты стоишь надо мной, осеняя мой сон своей улыбкой. А как боялся, что долог и труден будет путь, и что тяжко будет усилие достичь тебя!
— 49 —
ы сошел со своего престола и остановился у дверей моей хижины.
Я пел один в уголке, и моя песня донеслась до твоего слуха. Ты сошел и остановился у дверей моей хижины.
Много искусных певцов в чертогах твоих, и во все часы дня послушника твоего там песни. Но простой напев новичка нашел отзвук в твоей любви. Одна маленькая, жалобная песенка слилась с великою музыкой мира – и вот, с цветком в награду мне, ты сошел и остановился у дверей моей хижины.
— 50 —
ищий, я ходил от двери к двери по селению, когда твоя золотая колесница показалась вдали, как прекрасное сновидение, и я с недоумением стал спрашивать себя: – кто этот царь царей?
Мои надежды вознеслись высоко, и мне казалось, что пришел конец моим злополучным дням; я стоял, ожидая милостыни без молитвы и богатств, рассыпанных всюду средь праха.
Колесница остановилась там, где я стоял. Твой взор упал на меня, и ты сошел с нее с улыбкой. Я почувствовал, что, наконец, пришло ко мне счастье моей жизни. Тогда ты протянул внезапно свою правую руку и сказал: – "Что имеешь ты дать мне?"
Ах, это была царственная шутка - обратиться к нищему за милостыней с раскрытой ладонью! Я смутился и стоял в нерешительности, а потом медленно вынул из котомки крохотное хлебное зернышко и подал его тебе.
Но велико было мое удивление, когда, высыпав на пол в конце дня то, что было в моей сумке, я нашел среди скудного сбора крохотное зернышко золота. Горько плакал я и сокрушался, что не хватило у меня духа отдать тебе все, что у меня было.