Кормон был хорошим педагогом. Борисов-Мусатов вспоминал: «Кормон очень похож на академического профессора Чистякова. Это невысокого роста худой старик, замечательно энергичный. Говорит он очень быстро и много, и говорит не стесняясь, так что ученики его боятся, и он крепко их пробирает, и весьма обстоятельно».
К Кормону шли художники, не удовлетворенные системой преподавания в других школах. Он уделял большое внимание обучению технике рисунка. Под его руководством Рерих значительно усовершенствовался в рисунке. Мастер одобрял его работы. Он внимательно отнесся к самобытной творческой индивидуальности русского ученика. «У вас в России так много прекрасного и характерного,- говорил Кормон,- и ваш долг, долг русских художников, почувствовать и сохранить это». Рерих писал невесте в Петербург: «Показал свои эскизы Кормону... Можешь себе представить мое изумление, когда, вместо ругани, послышались возгласы: «Оригинально! Характерно! Курьезно! Хорошо идет!»,– когда он, обращаясь к ученикам и художникам, окружавшим его, сказал: «Он чувствует характер страны своей. У него особая точка зрения».
Поддержка Кормоном его творческих начинаний воодушевила Николая Константиновича. Он сообщал Стасову: «Я очень рад, что имею отношение к Кормону. <...> С первого же визита моего он сказал: «У вас много своеобразного; вы должны сохранить это. У вас есть своя точка зрения».
Своей постоянной корреспондентке Варваре Петровне Шнейдер Николай Константинович тоже писал о Кормоне: «Из его замечаний приведу такие: «Наконец-то я вижу, что в Париже написано нечто славянское, а не интернациональное». <...> Про рисунки сказал: «У вас широкая и хорошая манера, так и продолжайте». Советовал работать не в общей мастерской, а дома и вызывался приходить на дом ко мне». Действительно, Рерих наедине с собой, в тишине своей мастерской, мог лучше сосредоточиться, чем в общей мастерской среди других учеников, и большей частью работал самостоятельно.
В картинах Рериха отныне появился совсем иной колорит, по сравнению с картинами 90-х годов, – яркий, красочный. Он пробовал писать по-новому еще в Петербурге: яркая гамма появилась уже в «Идолах». В Париже эта новая манера утвердилась в работах Рериха. Знакомство с произведениями современных французских художников способствовало дальнейшему развитию у него декоративного чутья. Большое впечатление производили на художника работы знаменитого французского художника-монументалиста Пюви де Шаванна, в особенности его росписи в Пантеоне на тему «Житие святой Женевьевы». Пюви де Шаванн создал в настенной живописи прекрасный, гармоничный мир. Этот мир оказался близким душе Рериха. Его сближало с Пюви де Шаванном стремление создать такой же гармоничный мир, основываясь на сюжетах из отечественной истории. В вариантах картины «Идолы» он разрабатывает два сюжета. Один – с фигурой старого жреца, смотрящего в даль реки, по которой плывут суда (местонахождение этой картины неизвестно). В другом сюжете изображены идолы, а на ограде – черепа жертвенных животных. Идолы, по мысли художника, воплощали сущность мировоззрения древних – их преклонение перед силами природы, перед стихиями (эта работа находится в Русском музее; варианты «Идолов» – в Уфимской картинной галерее и других собраниях).
Цветовая гамма картины создает впечатление декоративного ковра. Декоративность становится отныне ведущим принципом в живописном решении картин художника.
Рерих был доволен решением «Идолов», тем, по его словам, «здоровым, языческим настроением», которое удалось передать в картине. Свою «славянскую серию» художник дополнил еще несколькими задуманными в Париже картинами, о чем сообщал в Петербург Варваре Петровне Шнейдер.
В числе новых замыслов – картины «Небесный огонь», «Святыня», «Ярило», «Вороны». Замысел картины «Вороны», в которой художник задумал передать «давящее впечатление», впоследствии воплотился в полотне «Зловещие». Постепенно в исполнении замысла Рерих отходил от сюжетной конкретности. Главным для него становится стремление к обобщенному выражению мысли.
Летом 1901 года Николай Константинович, пробыв в Париже около года, отправился на родину. На обратном пути в Петербург он посетил Голландию и Северную Италию, где изучал произведения старых мастеров.