Те из современников, кто обладал художественным вкусом и эстетическим чутьем, поняли и оценили рериховское мастерство. А. Бенуа, который совсем еще недавно писал (в связи с картиной «Сходятся старцы»), что Рерих не нашел своего пути, что он не верит его «старцам», был покорен талантом художника: «Главная, основная область Рериха чрезвычайно драгоценна и дорога мне лично,– признается Бенуа в одной из статей.– Как к золотому веку, как к потерянному раю манят и меня глубины доисторических эпох. Очень важны и нужны в наше переутомленное, напыщенное, лживое время его мечты о первобытной свежести, о богопочитании тайн природы». Художественная жизнь в начале нового века оставалась сложной, противоречивой. Споры об искусстве занимали и художников, и критиков, и в печати высказывались самые разнообразные мнения по поводу одного и того же события.
Например, художник М.П. Боткин, академик, член совета Академии, совершенно не признавал «Мира искусства». Рерих в своих мемуарах вспоминал о диалоге, который произошел между ним и Боткиным: «Встречаю Боткина, выходящего с выставки «Мира искусства». Он бросает мне: «Все сжечь!» – «Неужели все?» – «Все!» – «И Серова?» – «И Серова». – «И Врубеля?» – «И Врубеля». – «И Александра Бенуа?» – «И Бенуа».– «И мои?» – «И ваши. И ваши нужно сжечь!» По просьбе газеты «Новое время» Боткин дал интервью, в котором критиковал действия совета Третьяковской галереи в связи с приобретением некоторых картин современных художников, например «Аленушки» В. Васнецова, работ Бакста, Сомова. Другие газеты выступили в защиту приобретений галереи. Боткин был смущен. Он не ожидал выступления газеты и критики в свой адрес. Чтобы показать, что он все же не отвергает нового искусства, он устроил в своем доме на Васильевском острове (18-я линия, 1) костюмированный бал. На балу присутствовало много известных живописцев а скульпторов – И.Репин, А.Куинджи, В.Беклемишев, Г.Залеман, В. и К.Маковские. Среди приглашенных были и те, чьи картины следовало бы, по мнению Боткина, «сжечь» – А.Бенуа и Рерих.
Выставки «Мира искусства» стали значительным событием в жизни Петербурга. Их с нетерпением ждали, с энтузиазмом готовили, горячо обсуждали, о них спорили. Уже само оформление этих выставок не было похоже на все известные академические и передвижные выставки, на которых картины однообразно висели на стенах, а скульптурные работы, как дополнение, стояли в углах зала. В устройстве выставок «Мира искусства» Сергей Павлович Дягилев проявлял большой вкус и изобретательность. Картины размещались на специальных стендах, залы были украшены цветами.
На первой выставке Дягилев сделал центром экспозиции большое полотно Врубеля «Утро», подчинив ему расположение всех картин в зале.
Блистательно были оформлены и другие выставки. Для полотен каждого художника подбирали особый фон, особые рамы. В 1901 году выставка «Мира искусства» была устроена в Тициановском зале Академии художеств. Дягилев оформил ее необычно: разделил зал на ряд уютных белых комнат, где потолки были затянуты белым муслином, а перед картинами стояли цветы.
Все произведения для выставок отбирал сам Дягилев. Иногда случалось так, что художник не хотел выставлять какую-либо вещь, считая ее неудачной, но Дягилев настаивал, и художник сдавался. И всегда оказывалось, что именно «забракованная» картина имела успех и поступала в Третьяковскую галерею либо в другое крупное собрание. А иногда бывало и наоборот: Дягилев ни за что не соглашался брать картину на выставку, несмотря на желание художника.
«Энергии Сергей Павлович был неистощимой, настойчивости и упорства изумительного, а главное, обладал способностью заставить людей работать с энтузиазмом, с увлечением, так как сам подавал пример полной отдачи себя для достижения намеченной цели,– вспоминала художница А.П. Остроумова-Лебедева.– Бывало, на выставке идет большая спешка, Дягилев, как вихрь, носится по ней, поспевая всюду. Ночью не ложится, а, сняв пиджак, наравне с рабочими таскает картины, раскупоривает ящики, развешивает, перевешивает – в пыли, в поту, но весело, всех вокруг себя заражая энтузиазмом. Рабочие-артельщики беспрекословно ему повиновались, и когда он обращался к ним с шутливым словом, широко, во весь рот ему улыбались, иногда громко хохотали. И все поспевало вовремя. Сергей Павлович утром уезжал домой, брал ванну и, изящно одетый, как денди, являлся первый, чтобы открыть выставку. Ночная работа на нем не отражалась. Темные гладкие волосы его разделял очень тщательно сделанный пробор. Спереди надо лбом выделялась белая прядь волос. Полное, румяное лицо с большими карими глазами сияло умом, самоудовлетворением, энергией. Он был настойчив и обаятелен, когда хотел у кого-нибудь чего-нибудь добиться, и почти всегда достигал успеха».